Похождения нелегала - Страница 1


К оглавлению

1

Глава первая. Явление Огибахина

В те времена я жил в Германии, в тихом университетском городке Нойштадте. Если название кажется вам знакомым, то это, скорее всего, заблуждение: Нойштадтов в Германии больше, чем Красногорсков в России, и сто против одного, что вы имеете в виду совсем другой Нойштадт.

Туристам в этом городке делать нечего — по причине отсутствия достопримечательностей, деловая жизнь здесь ключом не кипит, университету тоже далеко до Тюбингена и Гёттингена: в списке из сорока лучших немецких вузов нойштадтский занимает тридцать девятое место.

Так что вряд ли ваша нога ступала на тамошнюю землю, и читать вы об этом городке ничего не могли, поскольку о нем ничего не пишут.

Живут в Нойштадте главным образом чиновники, пенсионеры и вечные студенты. По количеству коек в общежитиях и домах престарелых (на душу населения, естественно) Нойштадт не уступит ни Мюнхену, ни Кёльну.

На улицах здесь часто звучит русская речь (бывает, что и с примесью матерка): местное население в силу своего социального состава не склонно громить общежития для иностранцев, и власти безбоязненно направляют в Нойштадт наших бывших соотечественников — поздних переселенцев и контингентных беженцев, то есть этнических немцев и евреев, прибывающих в Германию на ПМЖ (в смысле — на постоянное место жительства).

Работал я в университете на факультете славистики, а еще редактировал приложение для одной российской газеты, которая желала иметь немецкую вкладку, чтобы лучше продаваться в Германии, но денежки в эту вкладку вкладывать не желала.

Из-за этого прискорбного противоречия я делал приложение практически за так, получая лишь скудный доход от рекламы, на который, кстати, мои московские друзья тоже щурили глаз.

Вкалывать приходилось без выходных: напротив, в субботу-воскресенье, перед сдачей номера в производство, у нас начиналась самая запарка.

Подлинной чумой были телефонные звонки. Телефоны в моем бюро трезвонили не умолкая.

Подписчики бранились, что им не доставляют газету,

рекламодатели выпрашивали льготные расценки,

безработные просили трудоустроить,

русские жены немецких мужей жаловались, что благоверные поколачивают их и не дают денег,

дезертиры из Западной группы войск тревожились, что их вот-вот начнут высылать,

новоприбывшие на ПМЖ требовали разъяснить в свою пользу мудреные германские законы,

а старожилы, вообразившие, что всё в Германии понимают, агрессивно оспаривали трактовки нашего юридического консультанта.

Я не говорю уже о сочинителях, которые ежедневно присылали свои прозаические и стихотворные опусы (нередко еще советского происхождения) в надежде на публикацию, а потом ежедневно звонили с нетерпеливым вопросом «Ну, как?»

Были и такие, кто просто изливал по телефону изболевшуюся эмигрантскую душу: что вот, мол, и листва тут с деревьев опадает не так, как у нас, и улыбки у немцев фальшивые, и дипломы наши не признают, у самих же не врачи, а рвачи, плюс бюрократизм, да еще дискриминация на бытовом уровне.

Иным безысходных этих бесед было мало, они желали встретиться с господином редактором лично, непременно с глазу на глаз, и настойчиво просили назначить им аудиенцию (по-местному «термин»).

Как правило, это были:

а) зануды, желавшие стать моими сотрудниками («Журналистского опыта нет, зато знание жизни у меня не отнимешь»… как будто кто на это добро покушался);

б) шустрики, прибывшие в Германию по приглашению на месяц и желавшие остаться здесь навсегда;

в) деляги, надеявшиеся впарить мне свои сомнительные услуги и такого же свойства товар.

Постепенно я научился отшивать любителей личных встреч, предлагая им изложить суть дела в письменном виде. Способ практически безотказный: эти люди потому и домогались устной презентации, что связному изложению их идеи не поддавались.

Долго звонил, например, один стеклодув.

— Я человек редкой профессии и по этой причине хочу с вами переговорить с глазу на глаз.

Наше телефонное общение закончилось тем, что он сказал: «А еще в Германии живешь, паразит,» — и всердцах бросил трубку.

Так и осталось неясным, зачем ему была нужна личная встреча с редактором: должно быть, хотел при мне что-нибудь выдуть.

Вот почему звонок Огибахина Анатолия Борисовича (так отрекомендовался мой новый знакомец) не застал меня врасплох. Анатолию Борисовичу тоже нужен был «термин» по исключительно срочному и не совсем обычному делу.

У этих бездельников все дела исключительно срочные и не имеющие аналогов в истории человеческого рода.

На предложение пообщаться для начала в письменном виде Огибахин отвечал в том смысле, что на бумаге он уже всё изложил, необходима наглядная демонстрация.

Так обычно действуют коммивояжеры, торгующие сверхмощными пылесосами, пригодными разве что для метрополитена.

— Что же вы хотите нам показать? — осведомился я. — Имейте в виду: мы — редакция, а не торговый дом. Не проще ли было бы отрекламировать ваш товар в нашей газете?

Вопрос несколько озадачил моего собеседника.

— Товар? — переспросил он, помедлив. — Почему, собственно, товар? Хотя, в некотором смысле, можно подойти и с этой позиции. Дело в том, что я хочу продемонстрировать вам себя.

— Кого? — не понял я. — Себя? А что такого в вас особенного? Рост? Толщина? Инвалидность? Личное обаяние? Третий глаз на затылке? Пришлите свою фотографию.

— Нет, фотография не поможет, — возразил Огибахин. — Всё намного серьезнее, Виталий Витальевич. Вы ведь российский гражданин? Прошу учесть: если вы откажетесь меня принять, интересам нашей с вами родины может быть причинен большой ущерб. Наверно, даже непоправимый.

1