Похождения нелегала - Страница 26

50

Конечно, я и сам раньше подумывал об оружии: а как иначе может защитить себя маленький человек, которого травят крысами и пытаются силком запихнуть в водочную бутылку?

Но это были, так сказать, мои трудности, я ни у кого пистолет не просил. «Аметист-банк» обеспечил мне наружную охрану, и снабжать меня оружием было совершенно излишне.

С другой стороны, почему не расценить это как проявление доверия? Жест характерный и совершенно естественный для психологии гражданской войны.

Придя через пару дней, Игорек как бы между прочим осведомился, не пробовал ли я стрелять.

Я ответил, что делать это в квартире неблагоразумно.

— А при дисминуизации? — спросил он. — Давай попробуем. Люблю безобразия.

Я решил, что это просто мальчишеское любопытство, и доставил ему удовольствие.

Стрелок я был никудышный.

В армии старшина Саенко говорил:

— С твоей фамилией только мимо очка ссать. И детей у тебя не будет, ты своей бабе куда надо ни в жисть не попадешь.

Игорек очень интересовался дальностью боя и пробивной силой пули, меткость моя его не заботила:

— Дело наживное.

Один раз даже подставил вместо мишени свою ладонь, и я, не без тайного злорадства, в нее пальнул.

— Уй, больно! — завопил президент «Аметиста», вскочил и заплясал по комнате, тряся рукой и дуя на крохотную ранку.

С трех шагов (то есть, считай, с пятидесяти метров по парижскому счету) моя микроскопическая пуля пробила президентскую ладошку насквозь.

После этой пристрелки мне в продуктовую сумку стали вкладывать и патроны.

Но даже это не вспугнуло меня и не побудило к бегству: я всё еще предпочитал верить обещаниям Игорька, что государственные дела у меня еще впереди.

В гостиной я устроил мини-тир и развлекался от нечего делать, как офицер провинциального гарнизона.

От стены до стены поперек там было три с половиной метра, по парижскому счету — триста пятьдесят.

Через неделю с такого расстояния я выбивал шестьдесят из ста, а это, простите, для белобилетника совсем неплохо.

51

Так прошло четыре месяца. Миновала зима, стаяли снега, отшумели майские праздники, во дворе зазеленели деревья.

Посещения Игорька участились: теперь президент «Аметист-банка» заезжал ко мне ежедневно.

Началась политобработка.

Имитируя дружескую откровенность, Игорек жаловался на трудности дикого российского рынка, мне же полагалось лишь согласно мычать в ответ.

Как и всякий агитатор, президент говорил банальности, от которых ему самому вязало скулы.

Реформы в стране буксуют, втолковывал мне он, это ясно даже ребенку.

Ожидания, что невидимая рука рынка всё решит и устроит, не оправдались, народ в своей массе глубоко разочарован и обижен на молодых реформаторов, то есть на нас.

Почему? А потому, что в объективный процесс вмешались субъективные тормозящие факторы.

Все добрые начинания и задумки воплощаются в дерьмо — в точности, как у осы, которая, подобно пчеле, строит свои серые соты — и заполняет их несъедобной дрянью.

Эту образную фигуру Игорь Дмитриевич придумал сам, втайне ею очень гордился и иллюстрировал ею свои речи неоднократно, сам наверняка считая себя медоносной пчелой.

Вопрос, что делать, неактуален, говорил он, всем и так понятно, что делать: установить, кто виноват, — и устранить досадную помеху.

Тогда всё пойдет как по маслу.

Я слушал — и погружался в глубокое уныние.

«Если кто-то делает не то, что мне требуется, его надо срочно задавить». Этот принцип шустрый юноша впитал с молоком матери.

Других способов он просто не знал.

Мне следовало бы давным-давно догадаться, что меня не просто держат про запас, меня высиживают, как киллера.

А пистолет мне был вручен только для того, чтобы я привык к оружию и, грубо говоря, пристрелялся.

Оставалось лишь узнать, кого мне заказывают.

К этому и вел мой президент.

— Почему я с порога отверг твою продовольственную программу? Коллективное кормление бомжей — бред, конечно, собачий: бомжи сами виноваты, что они бомжи. Пусть научатся играть на бирже. Но возможен вариант: скажем, пропитание заключенных. И к кому мы с этим планом придем? К нему, к этому пидеру гнутому. А он все наши с тобой задумки-живинки тут же присвоит и обратит не на государственную, а на свою личную пользу. Хотя, казалось бы, куда еще, но этому говноеду всё мало. Прожорлив и притом здоров, как бык, еще полсотни лет проживет, если его не прикончить. Да как прикончишь? Охраны у него — целый батальон, свои бэтээры, свои вертолеты. Маршруты меняет по три раза на дню, ночует на разных квартирах…

Я молча слушал его горестный монолог и кивал: действительно, как такого прикончишь, с этими гнутыми пидерами прямо-просто беда.

Короче говоря, Игорек замыслил нечто действительно из ряда вон выходящее.

Настолько выходящее, что в итоге я был вынужден спасаться бегством за пределы России.

Речь шла ни много, ни мало — о вице-премьере федерального правительства.

Фамилию называть не стану, дело прошлое, тем более их там до чёрта, все вице — и все первые, как в дурдоме.

Но этот первый был какой-то особенный: чем-то он Игорёчку мешал.

Собственно, мешал — не то слово: его имя Игорек не мог произнести без грязной брани.

Из уст этого чистюли с внешностью Алена Делона матерщина звучала особенно запредельно.

52

Устранение вице-премьера готовилось уже давно, мое появление лишь ускорило процесс и расширило круг возможностей. Например: пронести в кабинет жертвы заблаговременно дисминуизированную мною бомбу.