Похождения нелегала - Страница 28

Акт передачи черного мешка я давно уже разработал в качестве резервного варианта бегства.

Если бы верзила бросал мешок в контейнер возле подъезда, мне пришлось бы отказаться от этого варианта: «Барс» приезжал в десять утра, а коммунальщики опорожняли контейнеры на рассвете, и это означало, что, забравшись в черный мешок, я должен был валяться там почти сутки.

За это время меня могли хватиться, а вылезать из контейнера среди бела дня было равносильно самоубийству.

Не говоря уже о факторе кошек, крыс и бродячих собак.

Но из окна я заметил, что камуфляжник забирает мой мешок с собою в джип и увозит — видимо, на помойку в другом районе: предосторожность, как я думал, не чрезмерная.

Прошу простить за эти малоприятные подробности, но они лишними не являются: другой возможности сбежать из этой западни у меня не было.

Я стал приучать «Барса» к мысли, что мусор он должен забирать с кухни сам.

Перестал выходить к нему в прихожую: то курил, валяясь в постели, то брился в ванной комнате, то смотрел телевизор в гостиной — и оттуда напоминал ему о подарке фирмы.

Поначалу важно было, чтобы он меня видел через раскрытую дверь и не кидался искать по всей квартире.

Но постепенно необходимость в этом отпала: верзила привык, что для него, как говорится, я всегда дома.

Несколько раз к его приходу я запирался в ванной, включал душ и мурлыкал там какую-нибудь песню, потом выходил как ни в чем не бывало, говорил ему «А, это вы, привет-привет» и шествовал в спальню.

Так мне удалось притупить бдительность камуфляжника, и в один прекрасный день он удовлетворился магнитофонной записью моего пения и плеска воды за закрытой дверью ванной.

Это была репетиция бегства, которую я время от времени со стабильным успехом повторял.

И вот пришла пора премьеры: на генеральную репетицию времени уже не осталось.

55

Утром, когда камуфляжник должен был принести мне семейные фотографии Игорька, я включил в ванной свежеизготовленную купальную фонограмму, запер дверь изнутри на защелку, дисминуизировался и через щель под дверью вышел в прихожую.

Мой спасительный черный мешок возвышался надо мною подобно Джомолунгме. Я нашел заблаговременно сделанную прорезь, забрался в мешок и затаился в пустой сигаретной пачке, для виду полусмятой, но мягко устланной внутри.

И вспомнилось мне раннее детство, трогательная книжка про мышонка Пика… Как там моя бедная матушка, что она обо мне думает? Что ей говорят обо мне? Я ведь даже не могу ей позвонить…

Впрочем, долго предаваться ностальгическим размышлениям мне не пришлось. Я услышал жуткий скрежет ключа в замочной скважине, глухой удар двери, тяжкие шаги моего снабженца.

— Закрывается, засранец, — прогудел гулкий бас. — От кого здесь закрываться?

Затем я почувствовал, что меня вздымает, как на воздушном шаре, и понял, что трюк мой удался.

Дорога была долгая, тряска ужасная, я боялся выронить из кармана свой верный «глок» и то и дело его ощупывал: там, куда меня везли, он должен был мне очень и очень пригодиться.

Нет, я хочу, чтобы вы прочувствовали весь ужас и всю абсурдность моего положения.

Университетский преподаватель, человек пусть без громкого имени, но вполне достойный, пользовавшийся любовью студентов, расположением руководства и уважением коллег, я вдруг в буквальном смысле слова оказался на помойке жизни и выбраться из этой мерзости мог только рискуя своей головой.

Конечно, я сам выбрал этот путь — в тот час, когда пошел на первое свое правонарушение: без спросу и разрешения проник в чужую квартиру.

Именно тогда я поставил себя вне общества.

Что ж удивляться тому, что в итоге я оказался среди отбросов?

Вот о чем размышлял я, едучи на свалку в черном пластиковом мусорном мешке.

56

Но приехал я не на свалку.

Когда движение прекратилось и я почувствовал под собою твердую поверхность, я выбрался из коробки и сквозь полупрозрачную стенку пакета увидел, что мой «подарок фирмы» стоит на кухонном столе, и над ним склонились два старческих лица — большие, подслеповатые, в крупных морщинах и бородавках.

Как с иллюстрации к сказке братьев Гримм.

На кухне сильно пахло кошкой.

— Ну, ладно, крёстная, я пошел, — пророкотал от двери камуфляжник. — Не знаю, чего этот козел туда набросал. Может, что-нибудь и найдете.

Я поспешно юркнул в свою сигаретную пачку и замер.

Проводив крестника, старички принялись разбирать содержимое мешка.

— Смотри-ка, Гриша, — сказала старушка, — паштет почти несъеденный, полбанки шпротов. Жаль, маслице вытекло. А это что? Колбаса твердокопченая, чуть не полбатона. Вот нелюдь какая, хорошие продукты выбрасывает…

— Не осуждай, Клава, — отозвался старик. — Может, болеет человек, на пищу смотреть не может.

Надо сказать, что накануне побега я и в самом деле сильно нервничал и почти ничего не ел.

— Да не болеет, а зажрался, — возразила старушка. — Ну, Бог ему судья. Будет у нас с тобой сегодня праздник.

И сигаретная моя пачка полетела в мусорное ведро.

Старички еще долго радовались своей добыче и нахваливали крестника, а потом сели завтракать.

Тут кошачьей мочой запахло еще сильнее, и я услышал тошнотворное мяуканье.

— А вот и Мурочка наша пришла, — сказала старушка. — Проголодалась, бедная. Не плачь, поделимся мы с тобой вкусненьким.

Однако проклятая кошка не польстилась на вкусненькое, она всё вертелась около ведра и пыталась его опрокинуть.