Похождения нелегала - Страница 29

— Наверное, мыш туда забрался, — рассудила старушка. — Поди, Гриша, вытряхни в мусоропровод.

Мне совсем не улыбалась перспектива лететь сломя голову с черт-те какого этажа, и я решил уже, что пришла пора предъявиться, но, на счастье, старик запротестовал:

— Вот, у тебя всегда так. Как новости по телевизору, так ступай выноси мусор. Я расцениваю это как вредительство.

— А что, уже двенадцать? — удивилась старушка. — Ну, ладно, так и быть, пойдем, посмотрим, после вынесешь.

И они удалились в комнату, а я остался наедине с неугомонной Муркой, которая фырчала, надыбив шерсть, и не оставляла намерения со мной разобраться.

Дождавшись, когда старички у телевизора стали дружно возмущаться новыми порядками и проклинать власти, я возник из ведра во весь рост.

Мурка заорала от ужаса, и я бросился бежать из этой гостеприимной квартиры.

Пока старички дотрюхали до кухни, я был уже на лестнице, двумя этажами ниже. Вряд ли они поняли, что случилось: просто хлопнула дверь — возможно, где-то у соседей.

Так что видела меня одна лишь кошка Мурка, тварь бессловесная и давать свидетельские показания неспособная.

57

Короче говоря, я, как колобок, ушел и от бабушки с дедушкой, то есть от крёстных моего сторожа, но успокаиваться на мысли, что это бегство сойдет мне с рук, было неблагоразумно: я знал о планах Игорька, а в подобном знании, как говорится, много печали.

Выход у меня оставался только один: покинуть Россию и обосноваться в благополучной стабильной державе, где ни у кого не будет причин меня преследовать.

Свой выбор я остановил на Германии — стране, живущей по-крупному и в то же время ценящей спокойствие и уют.

Умом я понимал уже тогда, что никакое зарубежье, никакая Германия, никакой Лихтенштейн мне не помогут, поскольку свое прошлое человек всю жизнь возит с собою, и в этом багаже среди прочего хлама лежит первопричина всех его бед.

Пока я не вернусь в ту роковую точку, где я сошел с пути порядочного человека, мне суждено вновь и вновь оказываться в паутине порока.

Но это означало, что я должен явиться с повинной и сдаться российским властям. Увы, на такой подвиг лояльности и самоотречения мне не хватало силы духа.

Вы тут уютно окопались, и каждый новый пришлец оттуда вас раздражает: «Чего приперся? Езжай назад!»

Но если я туда вернусь, меня просто убьют — в десяти шагах от границы. И этот груз останется на вашей совести, вы не освободитесь от него никогда.

Конечно, не мне говорить эти слова: на моей собственной совести лежит тяжкое бремя. Из прихоти, из баловства я стал причиной гибели прекрасной юной женщины, оставил за своей спиной безутешных ее родителей. Ежеминутно я слышу, как они меня проклинают.

Хотя, с другой стороны, всех кто-нибудь да проклинает. Непроклятых нет и быть не может, кроме младенцев.

У всех за спиной череда безутешных жертв.

58

Снабженец мой завез меня в Бескудниково.

Оставаться там было неблагоразумно, и я не мешкая, но и не торопясь, на автобусах и троллейбусах с многочисленными пересадками перебрался на Ленинский проспект, поближе к германскому консульству.

Там я снял квартиру у одной тетушки по имени Марина Петровна: она как раз собиралась на дачу до осени и прилежно отрывала телефонные язычки объявлений «Снимем квартиру» на остановках общественного транспорта, за каковым занятием я ее и застал.

Обаять эту женщину оказалось несложно. Она питала глубочайшее почтение к вузовским преподавателям и считала их людьми тихими и аккуратными.

Похвальное заблуждение.

За долгим чаепитием с вареньем я поведал Марине Петровне, что получил от зарубежной фирмы крупный заказ на перевод научного текста и нуждаюсь в тишине и одиночестве: коммунальная квартира, где я прописан, этого мне обеспечить не может.

Марина Петровна прониклась ко мне еще большим уважением, что не помешало ей заломить несусветную цену и слупить с меня плату за три месяца вперед.

Кроме того, она потребовала клятвенных заверений, что девок я в квартиру водить не буду.

Мне ничего не стоило дать такие заверения, тем более искренние, что общением с женским полом я сыт был по горло.

Со своей стороны Марина Петровна обещала, что до середины сентября не будет мне никоим образом досаждать.

На другое утро я полностью экипировался в универмаге «Москва» (за наличные, естественно), там же обзавелся кое-каким багажом, приобрел для вящей убедительности пишущую машинку, поменял баксы и рубли на марки и перебрался к Марине Петровне.

Проводив любезную хозяюшку до электрички и еще сотню раз заверив ее, что буду вести монашеский образ жизни, я вернулся домой и пошел наливать ванну.

59

Однако отдохнуть от пережитого и хоть на час расслабиться мне не дали: раздался долгий настойчивый звонок.

Подкравшись к двери, я заглянул в глазок. На площадке собралась целая куча народу: трое мужиков в форменных австро-венгерских кепочках, суетливая бабулька и два мужика с остолбенелыми лицами понятых.

— Да там он, там! — ядовитым голосом говорила бабулька. — Вон, свет головой заслонил. И вода льется. Высаживайте дверь.

Звонок повторился, потом в дверь забухали кулаки.

— Налоговая инспекция! — крикнул фуражечник. — Вы обязаны открыть и предъявить документы.

Мне стало легче: видимо, соседи донесли, что хозяюшка моя сдает квартиру и не платит налоги. Черта с два я им открою, не те времена.

Однако голос пришлось подать: иначе действительно высадят дверь, а потом скажут, что так и было.