Похождения нелегала - Страница 24

Я ответил, что устраивает, только вот с Ларисой жить в одних стенах не совсем прилично.

— Ох, какой ты моралист, — сказал Игорек с усмешечкой. — Лариску я отсюда уберу, больше ты ее не увидишь.

Холодом повеяло от этих слов, я истолковал их так, что дела Ларискины нехороши. Но помочь ей было не в моей власти: я и сам давно уже стал игрушкой судьбы.

47

Так нежданно-негаданно я получил передышку и возможность жить в полный рост, ни от кого не прячась среди флаконов и безделушек.

Каждое утро ровно в десять хмурый верзила в пятнистой униформе с нашивкой на рукаве «Бригада „БАРС“» приносил мне большую сумку на молнии с продуктами и напитками, разгружал ее, забирал пакет с мусором и, не сказав ни слова, уходил.

В первой же передаче оказалась хорошая электробритва, и я с радостью избавился от неопрятной щетины, которой успел обрасти.

Кормили меня, как на убой: икрой, паштетами, сервелатами, не забывали и о спиртном.

Я понимал, что богачи, в отличие от бедняков, ничего не делают даром (потому они и богачи), а значит за комфорт и безопасность рано или поздно придется платить.

Но я надеялся, что моя служба у этого человека будет направлена на общественно полезные и значимые цели.

Видите ли, сама специфика моего дарования такова, что она требует постановки каких-то крупных целей, иначе действительно можно погрязнуть в мелочах: подглядывать за девушками, изощряться в любовных утехах, шарить по чужим квартирам, потрошить конторские сейфы…

Неужели такова моя участь? Неужели мой проклятый дар — пустой каприз природы?

С этой мыслью я примириться не мог.

После гибели Ниночки я много передумал и пришел к выводу, что в моем лице Провидение, называйте как угодно, подарило человечеству уникальный шанс вырваться из жёстких размерных тисков, стать более независимым от окружающего мира.

Ведь матушке-природе, в сущности, все равно, будет муравей метровой или сантиметровой длины. Задача природы — обеспечить соразмерность всего остального, чтобы муравей занимал среди фауны и флоры подобающее ему место.

То же с человеком. Мы ж, по сути дела, не знаем истинных своих размеров, мы их исчисляем в сравнении с оглоблей, коломенской верстой, парижским эталоном.

Природа опутала человека прочной масштабной сеткой, в которой он барахтается от рождения до смерти, обреченный соразмерять с нею всю свою деятельность.

Мы, со своими авиалайнерами, шаттлами и небоскребами, находимся в плену многочисленных размерных «нельзя».

И вот появляется мыслящее существо, которое в своем саморазвитии научилось усилием воли выпутываться из этой сети. Кто сказал, что этот шанс должен достаться воришкам и скучающим дамам?

И не надо, пожалуйста, думать, что вот — Огибахин занесся. Ничего я не занесся.

Убежден, что у каждого мыслящего волнового пучка, в просторечье именуемого человеком, есть какая-то особенность, какая-то исключительная, присущая только ему возможность, заданная, быть может, далеко не напрасно.

Но, увы, не каждый волновой пучок об этом знает.

Ведь и я открыл свою способность совершенно случайно, в силу ряда чисто субъективных факторов.

Будь я в детстве благополучным, физически развитым, спортивным мальчишкой — может быть, я так и жил бы до глубокой старости в полном неведении о той бездне возможностей, которая зияет в моей судьбе.

Как знать, быть может, ходит по Земле здоровый и вполне нормальный человек, даже не подозревающий о том, что природа одарила его способностью свободно перемещаться в пространстве, в том числе и межзвездном, на сколь угодно дальние расстояния без применения каких бы то ни было технических средств.

В самом деле, почему бы нет? Почему бы волновому пучку, пусть даже и мыслящему, не иметь такой возможности?

Вопрос только в том, сумеет ли он о ней догадаться и в полной мере насладиться этой возможностью.

Словить на ней обширный кайф.

48

Когда Игорек предложил мне свое покровительство, я решил, что это перст судьбы: вот передо мною человек, у которого есть богатство, молодость, связи во властных кругах.

Ну, не станет же президент «Аметиста» замышлять ограбление банков, он должен найти мне иное, государственное применение.

Однако Игорек не спешил раскрывать свои планы.

Время от времени он посещал меня в моем затворничестве и вел со мною долгие, но ни к чему не обязывающие беседы касательно экономики и политики: видимо, прощупывал мои воззрения и размышлял, стоит ли вкладывать в меня деньги.

А вдруг я, чего доброго, не демократ?

Или вообще ненавистник условно-рыночной экономики.

Что комсомольцу даже помыслить невыносимо: два поколения его предков, стиснув зубы, обирали богоравный народ, кладя себе в карман самую малость, чтобы в нужный момент сказать сыну и внуку: теперь всё можно, хватай, что рядом лежит, и ни о чем таком не думай.

Я, в свою очередь, демонстрировал президенту возможности контактной дисминуизации.

Кстати, уменьшаться сам Игорек решительно отказался — то ли из самолюбия, то ли из осторожности.

Мало ли что: я же могу прихлопнуть его, как муху.

Его, президента, миллиардера. Ужас какой.

Но за моими опытами по дисминуизации объектов он следил с задумчивым интересом.

Наконец я решил поторопить своего покровителя и, воспользовавшись его очередным приходом, изложил свои мысли о государственном применении феномена Огибахина.

Игорек слушал меня терпеливо, склонив голову к плечу и приподняв бровь.